Обсуждение "Бысокамолуча" мне многое дало, и я снова обращаюсь с просьбой ко всем - высказать своё мнение в целом или по отношению к отдельным моментам. Напоминаю, что те, кто читает ЖЖ, но не зарегистрирован в нём, могут использовать для ответа регистрацию в Фейсбуке или Твиттере или даже ответить как бы анонимно, но лучше подписавшись в тексте комментария.
А участники "Изюминки" могут отвести душу, будучи ко мне ещё более суровыми, чем я к ним. Что тоже будет мне на пользу.
Итак:
Пятерной узел, или Уктус
Да, у семи Учителей научился я тому главному, что помогло мне стать собой. Стать и становиться, потому что это одно и то же. Не знаю, так ли повезёт моим детям. Меня они мало слушают, но может быть... когда-нибудь... Прочитать написанное ведь легче, чем согласиться со сказанным вслух. Впрочем, свою работу каждому предстоит делать самому. Работу по увязыванию...
Вот с увязывания и начну.
Сразу предупрежу: мои Учителя не числятся великими мудрецами или известными педагогами. Но каждый из них внёс свой неоценимый вклад в упрочение Пятерного узла, с помощью которого собралось воедино всё, чем благословила меня судьба. Долго, слишком долго я не понимал как следует того, что она благословляет каждого, кто готов принять и освоить её дары. К этому пониманию тоже привели меня Учителя.
Увязыванию научил меня приятель и ровесник, которого тогда смешно было бы назвать или представить Учителем. Только теперь я знаю это о нём. Мы просто обсуждали прочитанные книги по философии, когда однажды он невзначай сказал:
- Теперешние философы какой-то профессорской философией занимаются, а не той, которая живому человеку нужна.
- А что же нужно живому человеку? – обрадовался я поводу завести спор. – Тебе?.. Мне?..
Тут он и произнёс это слово – «увязывание». Мол, каждый как-нибудь увязывает друг с другом те вещи, с которыми имеет дело в жизни или в раздумье. Вот бы философия помогала человеку в этом деле. А она наукой притворяется, в собственной истории копается, теории строит, которые друг друга опровергают.
Стыдно теперь вспоминать, как я пустился философию защищать. Миша только слабо улыбался и пожимал плечами:
- Да я не против, пусть себе профессора философствуют. Полезно почитать, подумать, поспорить... Но для нас с тобой увязывание важнее. Каждый из нас профессор по тому увязыванию, в котором нуждается. Лишь бы с главных вещей начинать...
Много десятилетий прошло. Миши несколько лет назад не стало. А я всё яснее понимаю, что у каждого мудреца только то и высматриваю, что мне в моём деле увязывания поможет. Чем лучше это дело у меня получается, тем ещё лучше хочется его выполнять...
Но это был только первый виток Пятерного узла.
Два крыла мышления... Сейчас мне это кажется очевидным. Да оно и впрямь очевидно – ведь всем известно, что у нас две половинки мозга, два типа мышления. Но раньше, давным-давно, для меня это была лишь тема для рассуждений. Чем-чем, а рассуждениями я любил заниматься. Математическое образование приучило к строгой логичности. Типичное левополушарное мышление, но меня это не беспокоило.
Понадобился не один Учитель, а сразу двое, чтобы до меня дошло: на одном крыле далеко не улетишь, какими бы пируэтами ни овладел...
Это были супруги, художник и поэтесса, старше меня почти на полвека. Казалось бы, я летаю на одном крыле, на левом, логическом, а они – тоже на одном, только на правом, образном, но это было не так. Оба были разнообразно начитаны, эрудированы, и рассуждать умели получше моего. Только никогда не старались меня переспорить. Валерий Всеволодович иногда вообще замолкал, позволяя держать речь своей новой картине. Людмила Фёдоровна, наоборот, беседовала со мной, пока не убеждалась, что я впитал в себя энергию метафорической строки, усвоил бессловесное доказательство через образ, нарисованный словами, как красками. И вместе с тем обращённый ко мне поверх всяких слов.
Они учили меня опираться на оба крыла, и перья мои крепли, и я привыкал к той естественной свободе, которую давало сочетание рационального и образного восприятия жизни. Сочетание двух начал, каждое из которых по-своему служилу увязыванию.
Два крыла мышления... Это был уже следующий виток Пятерного узла, но всё ещё только начиналось.
Учителем уважения к Тайне стал для меня врач, превратившийся в целителя. Рационалист, классический профессор медицины, ставший экстрасенсом и взирающий на раскрывшиеся перед ним тайны трезво и логично, но принявший их в свою жизнь как её особые метафоры. Мы с ним сдружились, вместе работали над его книгой, и Юрий Михайлович рассказывал мне всё о своём целительском искусстве, о своих способностях заглядывать за пределы, очерченные рационализмом... всё, что сам мог понять. И спокойно говорил о том, чего не понимал.
- Всё дело в соотношении знания и Тайны, - объяснял он и, взяв лист бумаги, нарисовал на нём что-то вроде окружности. – Вот наш остров знания. Всего знания, которое накопило человечество за своё существование. Скорее, даже архипелаг...
Юрий Михайлович пририсовал ещё несколько кружочков и некоторые заштриховал, приговаривая:
- Видишь, некоторые островки нашего архипелага полузатоплены, и мы гадаем, что за знания хранились на них.
Потом обвёл все кружки одним обнимающим контуром.
- Всё-таки проще этот архипелаг называть островом. Да всё равно! – пусть будет остров наших человеческих знаний. И размеры его не имеют значения. Важно, что всё вне него – Тайна. Океан Тайны. Бесконечный океан, с которым наш остров несоизмерим. И трудно в чём-то разобраться, если игнорировать эту несоизмеримость, если не уважать окружающую нас Тайну, притворяться, будто её нет или вот-вот мы её всю узнаем... Это так наивно... Только уважая Тайну, можно с ней сотрудничать.
Таким был третий виток Пятерного узла, но я этого пока не понимал, хотя уважение к Тайне во мне пробуждалось.
Уроки усвоения преподавал мне Учитель вовсе не учительского возраста, на несколько лет младше меня. Встречались мы с ним эпизодически, и каждый раз мне приходилось привыкать к нему заново. Он был актёром, занимался ещё и восточными единоборствами, сочинял и пел под гитару песни на слова Хлебникова. Впрочем, играть он мог на чём угодно. Когда позже он стал керамистом, делал невероятного вида окарины с разнообразными голосами. Своим особым звучанием у него обладали и любые керамические фигурки. Однажды он зазвал меня на свой спектакль по сказке Андерсена «Соловей», в котором все персонажи были изысканными керамическими изделиями, а самого соловья он слепил прямо на сцене – и дал ему воистину соловьиный голос.
Однажды, начитавшись книг по биоэнергетике, я поделился с ним своей заботой: мол, теоретически всё понимаю, а как это практически ощутить – неясно...
- Да это всё просто, сейчас тебя научу, - лихо заявил он... и научил.
Научил аккумулировать энергию в солнечном сплетении с помощью дыхания, посылать её в ладони – до покалывания пальцами. Научил всяким другим приёмам, о которых я лишь читал в мудрёных книгах. На это у него ушло не больше часа. Я был ошарашен.
- Это что же, теперь и людей лечить можно? – спросил я недоверчиво.
- Можно, если возьмёшься, - пожал Феликс плечами. – Уж головную боль снять точно сможешь.
- А ты... – во мне зашевелилось какое-то благоговение. – Лечишь?
- Нет, - решительно отреагировал он. – Я за это не берусь. Это не моё.
С тех пор мы часто говорили с ним на его любимую тему: об усвоении.
- Как с едой, так и со всем, что тебе нужно, - и он обвёл рукой картины на стенах и книги на полках. – Ешь всё, а усваиваешь кое-что. Если выберешь по вкусу, прислушаешься к себе, усвоишь лучше. И никто, кроме тебя самого, не может за тебя что-то усвоить.
- Ну и что? – подзадоривал я его. – Что усвоение даёт, кроме как поддерживает существование?
- Всё даёт, - посмеивался он над моей провокацией. И тут же становился серьёзным: - Или индивидуальность твою развивает, или помогает тебе личностью становиться.
- Разве это не одно и тоже, индивидуальность и личность? – недоумевал я, когда впервые услышал от него это противопоставление.
- Не-е-ет, - протянул он. – Индивидуальность – это ворох свойств, которые надо ещё сделать чем-то цельным, личностью. Как краски и картина, которую ими рисуешь. Ты рисуешь, я рисую. У каждого картина своя.
Четвёртый виток Пятерного узла мне пришлось осваивать – вернее, усваивать - довольно долго. А картина личности не дорисована и сейчас.
О восхождении по возрастам я услышал от человека, которого вполне мог бы назвать старым, даже очень старым – если бы он не рассказал мне о старшести. Ему было почти сто лет, а потом даже немного больше. Но Александр Яковлевич общался со мной как с равным. Мне это было приятно и казалось совершенно естественным, словно мы не имели возраста. Хотя к тому, что такое возраст, возвращались не раз.
- Так интересно идти по возрастам... – прикрыв глаза, он слегка улыбался. - Каждый из них – словно особая жизнь внутри жизни. Свой опыт, свои приключения, свои переживания – в каждом десятилетии, или даже семилетии.
Как-то раз, говоря о ком-то, кто был лет на двадцать младше Александра Яковлевича, я обронил слово «старый». Он бросил на меня быстрый взгляд и покачал головой:
- «Старый», «старик» – это слова-разбойники. Они ведут за собой шайку страшилок, которые внушают нам всякие глупости. Старость... О, болезни, одиночество, склероз, паркинсон с альцгеймером, приближение смерти!.. Старик... О, немощный, забывчивый, отошедший от дел, питающийся лекарствами, жалующийся на жизнь!..
- Да, известные ассоциации, - согласился я. – А что делать? Как запретить эти слова? Чем заменить?
- Дело не просто в словах... – Он немного помолчал и решительно закончил: - Надо к возрасту по-другому относиться. Ведь многие прячутся в свою старость, им там уютненько. А я люблю слово «старший». По-итальянски – «анджиано». И вместо старости я говорил бы «старшесть». Принято думать, что вторая половина жизни – это дорога вниз, под уклон. С ярмарки, как говорил Шолом-Алейхем. По-моему, наоборот. Возраст – это как путь к вершине. Чем старше, тем шире виды, которые тебе открываются, шире понимание жизни...
- Тогда получается, что вершина... – начал я, но осёкся.
- Да, конечно. Та самая смерть, которую принято считать чем-то ужасным. Хотя что мы о ней знаем? Знаем только, что уходим куда-то, переходим к чему-то новому, другому. А это всегда интересно. Я не тороплюсь. Но я готов к переходу, когда будет пора. Значит, добрался до вершины, дальше надо взлетать. Тело у нас довольно бескрылое, а душа для полётов очень даже приспособлена... Ради этого стоит даже потерпеть, если больно будет с телом расставаться.
И он рассмеялся таким молодым заливистым смехом, что я навсегда понял, как заманчиво идти вверх по возрасту и расстаться с телом, добравшись до вершины. Это был пятый из витков Пятерного узла, но мне предстояло ещё увязать их воедино.
Седьмой Учитель обнаружился неожиданно. То есть неожиданно именно в роли Учителя. Это был самый близкий мне человек, самый любимый – моя жена. Близкая, любимая... Но Учитель?.. Несомненно, так оно и было. Мы никогда не говорили об этой её роли, но именно в разговорах с ней всё прочнее становился для меня Пятерной узел.
Какими путями она была знакома с каждым из пяти витков, мне не совсем понятно. Хотя... Разве не одни и те же знакомые и друзья окружали нас уже четверть века?.. Разве не была её душа сбалансированнее моего за счёт владения обеими крыльями разума?.. Она не соблазнилась, как я, своими математическими способностями и стала не математиком, а поэтом и писателем. Но способности остались при ней, и оба крыла работали в согласии друг с другом.
Когда я принялся рассказывать ей об увязывании, объясняя, что оно важнее, чем все философии вместе взятые, она только спросила:
- Раз увязывание – это то, что нужно от философии тебе, и ты это знаешь, какая разница, какой псевдоним использовать, чтобы обозначить это занятие?
В самом деле, подумал я, пусть это называется то философией, то религией, то житейским опытом, лишь бы оно делало своё дело – помогало сориентироваться в главных вещах, увязать их друг с другом.
Идее двух крыльев мышления Машенька сочувственно улыбнулась.
- Да, мужчинам, не так просто с этим свыкнуться. Они слишком часто привыкают летать на одном крыле... Вот к вам и приходится женщин приставлять... Ведь ясно, что не только без логики, но и без образа многие ниточки смысла не увяжешь друг с другом.
Про океан Тайны мы специально не говорили; я и так знал, что её восприятие на своих двух крыльях часто парит над этим океаном, и она чувствует его лучше, чем я. Но когда я однажды вернулся к любимой своей теме увязывания, она озадачила меня вопросом:
- А как ты увязываешь то, что одним только кончиком к знанию относится, а остальное всё в Тайну уходит?..
И добавила, пока я раздумывал:
- Наверное, мы только свои ниточки, островные, сами можем увязать. Остальные, если увяжутся, то только каким-нибудь таинственным образом.
Раньше я пустился бы спорить. Но теперь я уже чувствовал рядом Учителя и впитывал услышанное.
Как Машенька владеет искусством усваивания, мне было хорошо известно. То, что стало своим, она любила, она об этом писала – и всегда умела пронзительно заразить собеседника или читателя тем, что стало частью её души. Меня в первую очередь. И в строительстве личности во многом опережала меня, если тут возможно сравнивать одного человека с другим. Однажды она заметила, когда за завтраком я опять завёл речь об увязывании:
- Усваивание – самый лучший способ увязывания. Если дашь мне хлеба, я прекрасно увяжу его с кусочком селёдки и с собственным организмом, который не прочь заняться таким мудрым делом.
Я улыбнулся и подвинул хлебницу, а усваиванием метафоры занялся параллельно с усваиванием завтрака.
О возрастах мы знали примерно одинаково, оба любили Александра Яковлевича и не любили слово «старость». Выслушав довольно сумбурный пересказ наших разговоров о старшести, Машенька кивнула:
- Да, он был не стариком, а Старшим. И добрался до своей вершины. И перешёл в Тайну...
Вроде ничего особенного не добавила, но у меня в голове вдруг стали стягиваться все пять витков в один общий узел. После завтрака я схватил листок бумаги и стал записывать, чтобы не забыть...
Вот эта запись:
«Человек увязывает друг с другом то, с чем имеет дело. Для этого нужно уметь пользоваться двумя крыльями мышления и уважать Тайну, обнимающую наш остров знания. Тогда, направляя усваивание на развитие личности, мы осмысленно поднимаемся по лестнице возрастов к вершине, за которой нас ждёт переход в Тайну».
Всё увязалось, стянулось в Пятерной узел, и я чувствовал, что на нём многое будет держаться в моём представлении о жизни. Как бы запомнить эти пять принципов?.. Взять по слову от каждого?.. Увязывание-Крылья-Тайна-Усваивание-Старш
Впрочем, ладно – всем дарю это слово. Всем, кому оно пригодится.
Уктус!..