Виктор Кротов

Космонавт Инг работал однажды в открытом космосе. Чинил что-то на орбитальной станции. Вдруг рядом появился кто-то прозрачный и без скафандра. «Кто же это?» – подумал Инг.

- Вакуумник я, – почувствовал он ответную мысль. – Давай помогу.

Вдвоём быстро справились, да ещё поболтали телепатически. Вакуумники оказались умными и свободолюбивыми. Не любят, когда пространство чем-нибудь занято, вот и живут в пустоте.

Правда, Инг привозил их иногда на Землю – в особом вакуумном сосуде.

А вот самого Инга космическое управление не пустило в гости к вакуумникам. Просто не поверило в них, и всё тут.

Прилетел из космоса на Землю опавший лист дерева – с другой планеты. Не лист, а листище: громадный, пол-планеты нашей накрыл.

Засуетились люди, стали из-под листа выбираться, ходы наружу мастерить, дома из-под листа освобождать... А другие пол-планеты живут, как жили, только в те страны, что под листом, ездить перестали.

Пришлось подлистовой половине учиться всё самим делать, а заодно своим умом жить. Научились. От листа следа не осталось. Кстати, он из полезных веществ состоял, очень пригодились.

Тут ещё листище прилетел, другую половину планеты накрыл.

Хотели те, что освоились, опытом поделиться, да передумали. Решили: пусть свой опыт набирают, полезнее будет.

Однажды в Эрсии вдруг кончилось притяжение. В соседних странах всё как обычно, а эрсиян чуть в космос не унесло.

Хорошо, что немножко притяжения всё-таки осталось. Но мало. Пришлось притяжение пружинками заменять.

Многие эрсиянам завидовали: выберешь пружинку послабее да подлиннее – и летай себе в облаках! Но эрсияне чаще выбирали пружинки потуже и покороче, чтобы от дома далеко не уносило.

И когда учёные восстановили притяжение, все вздохнули с облегчением. Облака облаками, а тоже надоедает, когда к родной земле тебя пружинный протез притягивает.

- Удивляюсь я вам, - говорил гостивший инкогнито у Репрезова член Межпланетной комиссии по разуму. – Вроде называете себя «человек разумный», а вместо разума измеряете свойства психики. Придумали какой-то коэффициент интеллекта – а разумом совсем не интересуетесь.

- А вы как разум определяете? – опешил Репрезов.

- Да очень просто, в три вопроса. Умеет ли человек совместить уверенность и сомнение? Умеет ли соединить непонимание с надеждой? И способен ли отличить любовь от влюблённости?

Репрезов онемел. Он примерил эти вопросы к себе и уже не был уверен – сапиенс он или не сапиенс...

Искатель истины Веритасов встретился случайно с Иннером, внутренним странником. Заговорили о космических путешествиях, и Веритасов признался:

- Хотел бы я быть космонавтом. Даже астронавтом! Мечтаю добраться до Вселенной Истины, от которой до нас только далёкий свет доходит. Но такого звездолёта ещё не построили.

- Не в ту сторону мечтать стоит... – прокомментировал Иннер.

- Как не в ту? Космос – он во все стороны.

- А, внешний космос... Во все, кроме той, которая тебе нужна. Я тоже дотуда добраться хочу. Трудно. Но звездолёт точно не нужен.

- Согласен с тобой, - понял сообразительный Веритасов. – Давай пробовать. Вместе, хотя и порознь.

Страшно, когда молния ударила рядом!..

И если остался жив-невредим, это необычная радость. Ведь совсем немного... всякое могло случиться.

Психологи-фульминологи утверждают, что близкий удар молнии особым образом воздействует на человека. После того, как молния ударила рядом, человек становится совсем другим и начинает жить иначе. Видимо, какая-то косвенная энергия молнии воздействует на него. Тормошит его, побуждает особым образом относиться к жизни. Бережнее и... ответственнее, что ли. Человек перестаёт курить и выпивать, предаваться пустой развлекухе. Какой-то свой смысл жизни ищет...

Но, может, сказки рассказывают?..

Аррет не верил в инопланетян. К нему прилетали только свои. Особенно вечером. Он относился к ним уважительно.

Одинокую квартиру Аррета навещали загадочно-полупрозрачные эфемеры, сосредоточенно-целеустремлённые колеопты, ведомые материнским инстинктом кулециды и прочие пришельцы.

Со всеми он находил общий язык. Бережно приветствовал одних, помогал другим вырваться из случайного квартирного плена, третьих угощал чем мог... С каждым успевал обменяться эмоциями и мыслями о жизни.

Даже если бы космические визитёры существовали, Аррет предпочитал бы своепланетян. Ведь он никуда не собирался со своей планеты.

В Эрсии однажды случилась авария. Что-то стряслось с календарём, и все времена перемешались.

Ходят по улицам и пещерные дикари, и рыцари, и будущие астронавты. Кареты грохочут, автомобили гудят, флаеры над крышами кружатся. А в сквере стоит старик и звонко-звонко плачет:

– А-а-а!.. Хочу в своё время!..

Его утешают: мол, всё сейчас перемешано, – а он плачет.

Наконец выправили календарь. Превратился старик в малыша и полез в песочницу. Он же знал: если как следует поплакать, всего можно добиться.

С ночебродством знаком почти каждый. Это не лунатизм. Ночеброд просыпается и бредёт куда-нибудь оттуда, где сон перестал его опекать. Ночеброду чего-то смутно хочется: подышать свежим воздухом, или пожевать, или подумать, или кое-что записать, чтобы не забылось...

Ночеброды выходят во внесонную жизнь, как космонавты в открытый космос. Словно кто-то облекает их во временный скафандр ночного бодрствования и шлёт решить какую-то проблему. Спросонок непросто угадать – какую. Непросто понять – угадал ли. И каким должно быть решение?.. Но попробовать стоит.

Домашнее ночное бродяжничество – всегда приключение. Будем ценить и эту дополнительную порцию сознательной жизни, и возможность затем вернуться в заботливые объятия ночного сна.

Жил-был крайне скромный Гром. Накопится у него целая туча грозы, бродит он по небу туда-сюда, покашливает, намекает людям, что надо по домам попрятаться.

А всем хоть бы хны! Ждут, что поворчит Гром и затихнет. Но куда же тогда небесную воду выплёскивать?..

Хорошо, что женился он на красавице Молнии. Как полыхнёт она, как рявкнет Гром в ответ по-мужски, так все и разбегаются.

Тут уж можно хоть потоп устраивать.